Дар ворона

Моя семья не очень богатая. Вернее, богатыми мы никогда и не были, сколько я себя помню. Вечно переезжая с места на место нельзя накопить достаток. В Калгари моя мама работала в прачечной, я развозила пиццу, мой брат разносил газеты. В Нью-Йорке мама работала ночью официанткой в баре, а днем снова чистила вещи в прачечной. Приходя в маленькую меблированную комнатку с рыжеватыми обоями очень изможденной, она заставала нас не в лучшем состоянии: я подрабатывала мытьем машин, а брат помогал мне. Единственным счастливым и выспавшимся существом в те времена в нашей семье была бело-рыжая кошка Онорина: любимица моего брата и спасительница от мышей. Через несколько лет моей матери удалось накопить немного денег и купить дом. Именно поэтому мы оказались в пропахшем корицей, нагретыми солнцем травами и листьями городе под названием «Рок-Сити». Казалось, город находится вне времени и пространства. Асфальтом были вымощены лишь главные трассы, на всех остальных улицах и переулках горбы булыжников впивались в ступни сквозь подошву спортивных туфель. Вывески семейных магазинчиков не менялись десятилетиями. Резные медведи, львы и единороги сопротивлялись напору ливней, ветра и солнца, замерев в геральдической позе. Дома из серых, белых и песочно-желтых валунов тонули в зелени. От них к дорогам или же гаражам тянулись тропинки, а порой не было и их. Город напоминал рисунок из сказочной книги, и все это великолепие было присыпано искрами золотых, алых и пурпурных листьев. Таким я запомнила этот город, когда приехала сюда. За это время я отметила, что в Рок-Сити есть не только уютные кафе с чудными пирожными, но и вечные опавшие листья на дорожках и траве. Здесь все время что-то опадает: не клены, так серебристые буки или же дубы – уж такой здесь климат. Но это не единственная тайна этого города. И сегодня я могу рассказать о еще одной странности этого места.

Чуть севернее города раскинулись холмы. Они белые, словно парное молоко, по склонам, поросшим бересклетом, скользят тени койотов. Окна моей комнаты смотрят как раз в их сторону, и я часто любовалась тем, как белый выветрившийся известняк преображается под лучами закатного солнца в нечто сказочное. Главная трасса, пересекающая Рок-Сити, теряется на горизонте между этих холмов.
Однажды я с братом ходила туда. От автомастерской, где он работал помощником механика, до поросших редкими пучками травы владений койотов два часа ходьбы. Тогда, безветренным летним днем, мы решили начать исследовать город и его окрестности, чтобы понять, в каком месте очутилась наша семья. Мама с утра возилась в цветочном магазине с растениями, поэтому никто не мог нам помешать положить в рюкзаки домашние сэндвичи, несколько бутылок воды и со смехом выбежать из дома.
На вершине изъеденного временем холма, где мы остановились передохнуть, ветер пах солью и изрядно сушил кожу. Внизу, у подножия, упруго пригибались к земле и взмывали ввысь побеги полыни. Перед нами темнело пятно гари, обложенное камнями. Я сидела на валуне и наблюдала за тем, как Майкл пытается поймать ящерицу, спрятавшуюся от незваных гостей под песочно-белым бревном.
- Почему ты решил начать именно с этого места? – спросила я, отрывая взгляд от смуглокожего и черноволосого брата, легшего на живот рядом с бревном и старым кострищем. Надо мной в лазурной тиши раскинулись плети призрачно-молочных облаков. Засмотревшись на них, я вздрогнула и выронила бутылку с водой, испугавшись то ли неожиданности ответа, то ли мыслей, высказанных моим пятнадцатилетним братом.
- Эти холмы – начало и конец для этого города, - произнес Майкл, садясь по-турецки. – Многие приезжие видят только их: когда въезжают в город, когда смотрят из окна гостиничного номера и когда покидают Рок-Сити. Михаэль – механик, с которым я работаю, - говорит, что эти холмы очень древние и что его предки раньше поклонялись здесь своим индейским богам. А еще раньше здесь жили те, кому поклонялись его предки. И они изгнали отсюда темных существ, которые насылали на людей кошмары и охотились за людьми так же, как и за оленями. А еще Михаэль говорит, что это не холмы, а скалы, только очень старые и занесенные песком и илом. А я пришел искать сюда рисунки. Если верить его историям, то на камнях остались росписи с тех времен, когда здесь было много воды и еще были живы победители чудовищ.
Майкл встал и протянул мне бутылку с водой, которую я обронила.
- Так что вот так и обстоят дела, - произнес брат, глядя мне в глаза. – Мы пришли сюда смотреть на древние комиксы о чудовищах и тех, кто их прогнал.
Я рассмеялась.
- Ну, раз эти комиксы очень древние, то мы просто обязаны их найти и рассмотреть, - согласилась я, вставая с валуна и направляясь к камням, напоминающим оплывшие восковые свечи.
Я пробродила с братом по известняковым холмам до вечера. За это время мы почти отчаялись что-либо найти, кроме следов койотов, ящериц, редких пучков колючих и пахнущих бергамотом и мускусом трав, но тут Майкл запнулся о выступ на каменной тропе и скатился вниз.
Я бросилась за ним следом. Мой брат лежал ничком на траве и ругался. Учитывая последнее обстоятельство, я пришла к выводу, что с ним все в порядке. Будь все серьезней, чем ссадина на ноге, он молчал бы. Майкл встал и откинул волосы со лба, а я вздохнула с облегчением, так как поняла, что права: на локте и колене брата темнели ссадины.
- Давай промою водой, - сказала я, садясь рядом с ним на корточки.
Брат протянул мне руку, я достала из рюкзака бутылку и промыла ссадину на руке Майкла. С ссадиной на ноге он справился сам, отобрав у меня бутылку.
- Ты сможешь встать и идти? – спросила я, обнимая его за плечи. Майк кивнул и встал. Сев на каменную плиту, он достал из рюкзака куртку и закутался в неё.
- Странно, но Михаэль говорил, что росписи здесь есть, - разочарованно произнес Майкл, играя найденной в кармане холщовой куртки зажигалкой. Я смотрела на его лицо, то светящееся в лиловых сумерках золотым из-за языков пламени, то погружающееся в серую дымку, и понимала, что что-то в этой картине не так. Когда брат вновь щелкнул зажигалкой, и пламя осветило его лицо, я поняла, что насторожило меня.
- Смотри, - кивнула я в сторону камня, вздымающегося за спиной брата.
Майкл обернулся. В его глазах зажегся свет восторга, когда в дрожащем оранжево-золотом отсвете от его зажигалки проявился из сумерек кусок наскальной росписи.
Надо сказать, что я тоже не видела до этого момента хоть одну вещь, которая могла бы сравниться с тем, что передо мной предстало. На белом известняке синели темные фигуры великанов, тела которых были сплетены из извивающихся змей, окруженные алеющими фигурами людей в птичьих масках. Гигантские фигуры отступали в море, а люди с красными телами, украшенными белыми мазками, которые должны были, по всей вероятности, символизировать перья, теснили великанов и бросали в них копья. Майкл встал на колени и понес зажигалку ближе к поверхности известняковой скалы. Его ладонь примяла траву, и стало видно, что кусок росписи погребен под землей. Мы до самой темноты бродили в каменном лабиринте, разглядывая изображения синекожих чешуйчатых великанов, белые силуэты змей с лошадиными конечностями и собачьими головами, схематические изображения Солнца то с лучами в виде извивающихся змей, то с лучами в виде стрел… Отрезвил нас только вой койотов. Домой мы вернулись перед рассветом. Перекусив пиццей, я и брат разбрелись по комнатам, так и не сбросив с себя пелену наваждения. Возможно, что именно поэтому мне снилось бушующее море, крики громадных птиц в вышине, тревожный рев ягуаров с человеческими телами и крыльями за спиной. Возможно, что именно поэтому Майкл отдал себя тайнам Рок-Сити, и я, разговаривая с ним, порой вижу в его глазах туманные силуэты прошлого, холмы, вечно украшенные золотыми и багровыми пятнами листьев, тревожные отблески битв прошлого и настоящего.
Через год я привыкла к Рок-Сити. Мама смогла выкупить цветочный магазин, основанный и брошенный таким же приезжим, как и она. Только мистер Смит так и не смог прижиться на этой земле и решил попробовать основаться на новом месте. Мама тот час же стала дольше пропадать на работе. Изгнав газонокосилки и садовые ножницы на склад и в дальний угол магазина, она наполнила пространство тем, чем и хотела с самого начала своей работы на этом поприще. Теперь с витрины на покупателей смотрела серая деревянная кошка со стеклянными глазами, как будто забравшаяся в заросли из фикусов, папоротников и крокусов. Если же кто поддавался любопытству, которое вызывало лукавое выражение на морде кошки, и открывал дверь, то его встречал звон колокольчика и буйство зеленого, изумрудного, золотого, алого, лилового и сиреневого. Что и говорить, моя мать – мудрая женщина. Сухому подходу мистера Смита она предпочла причудливую смесь расчета и фантазии. Горожане теперь могли приобрести не только садовые инструменты, но и цветы и травы, начиная от хвойных саженцев и заканчивая семенами ромашки и мяты. О причудливых горшках, душистом мягком грунте, дренаже, мхах и камнях и говорить не приходиться – их было столько, что на перечисление ушла добрая часть каталога. Горожане стали называть мою мать не иначе, как «мисс Дороти». Цветочный магазин стал одним из моих любимых мест, наряду с кофейней «У моста» и библиотекой. Даже Майкл стал туда чаще заходить и даже принес на продажу пару собственноручно выточенных из коряг корзин.
Надо сказать, что за этот год он сильно изменился. Вырос, стал более молчаливым, отрастил волосы. Он все чаще стал пропадать на развалинах, в лесу, у каньона или же на выбеленных тысячелетиями холмах. Казалось, что даже когда Майкл заходит в помещение, то ветер продолжает играть с прядями его темных волос. От куртки его ворота всегда пахло мятой и горячими камнями, сколько бы он не возился с автомобилями и мотоциклами. Его темные глаза стали светлее, и я заметила это внезапно для самой себя, когда утром за завтраком заглянула не в шоколадно-золотистые глаза, такие спокойные и понимающие, а в серебристо-голубые, словно вобравшие в себя всю глубину небес над Рок-Сити.
Мой брат становился бродягой, и я не жалела об этом. Мой брат становился другим – и это меня беспокоило. Он знал, что я это осознала. Я знала, что он понял то, что я заметила его перемены. Мы оба знали, что наступит время об этом поговорить.
И время настало.
Я сидела в кресле, поджав ноги под себя, и перебирала осколки ракушек, которые лежали у брата на столе. Майкл лежал на кровати, задрав ноги, и смотрел в потолок, прищурив глаза. Онорина свернулась калачиком на животе брата, её мурлыканье нарушало тишину в комнате, смешиваясь с шелестом ветвей и шумом дождя. Если бы не этот уютно урчащий рыже-белый комок, статуэтки, камни и книги брата, разбросанные по всюду, то гроза снаружи уже не казалась бы столь незначительной.
Я сложила осколки перламутра и ракушки в коробку. Замерев с ней в руках, я посмотрела на брата, который теребил одной рукой загривок кошки, а другой воронье перо, невесть как оказавшееся у него на покрывале. Майкл приоткрыл один глаз и посмотрел на меня.
- Спрашивай, - вздохнул он.
Я помолчала, прислушиваясь к грому. А потом слова как будто сами скатились у меня с языка:
- Майкл, ты меняешься.
Я могу понять, почему ты собираешь окаменевшие когти пещерных медведей, ракушки, камни с рисунками, старые украшения, но ты сам – меняешься. Твои походка, манера движений, даже цвет глаз! Как это возможно?
Майкл вздохнул.
- Это сложно, но я попытаюсь объяснить, - сказал он, посмотрев на меня, обнимающую коробку с ракушками. – Хотя нет, будет правильно не объяснить словами, а показать. Сегодня как раз подходящая ночь для этого.
И он вскочил с кровати. Схватив меня за запястье, он повел меня вниз, к гардеробной. И я согласилась одеться теплее, накинуть на себя дождевик и пойти с ним в наполненную дождем и рокотом грома ночь.
Мы домчались в автомобиле до известняковых холмов, спины которых потемнели от потоков воды. Майкл помог мне взобраться на один из них.
- Смотри.
Я повернула голову туда, куда указывал Майкл. У подножия известняковых плит волновалась не трава, а море. Черная вода, поддернутая серебристой дымкой, набрасывалась на скалы, обгладывала их и отступала, чтобы вновь повторить нападение. В глубине мелькали неясные тени, похожие то ли на драконов, то ли на змей. Пока я, прищурившись, пыталась разглядеть границу между видением и реальным миром с привычными камнями, травой и дождем, Майкл скинул капюшон дождевика и пошел к скале, о подножие которой билось море. Он улыбался, когда взошел на вершину белой скалы. Он улыбнулся и тогда, когда о камни рядом с ним начали биться блестящие и тягучие черные щупальца. Осколки разлетались от щупалец чудовища, а сами змееподобные извивающиеся конечности пока невидимого существа подбирались все ближе к моему брату. Одно из маслянисто-черных щупалец взметнулось вверх и попыталось обвить моего брата. Он отступил на шаг назад, продолжая улыбаться. И когда из воды, разметывая в стороны черные капли, вслед реву выметнулись щупальца, я подумала, что случайно заснула в кресле в комнате моего брата и вижу страшный кошмар, в конце которого Майкл окажется мертв. Щупальца ударили в то место, где только что стоял мой брат. Они разбрызгали вокруг себя осколки известняковой породы и медленно выпрямились. На шипах по бокам щупалец повисли остатки вырванных ими пучков травы. Майкл же стоял левее них. По характерному движению его левой руки я догадалась о том, что он крутит на пальце свой любимый брелок в виде пера. Морское чудовище вновь попыталось добраться до моего брата, но из-за его спины выметнулись черные крылья, и Майкл взмыл в воздух. Молнии серебрили разбивавшиеся о крылья капли, а сам Майкл кружил над скалой, отрубая щупальца мечом с голубоватым лезвием. Танец монстра из тьмы и моего брата, казалось, продолжался целую вечность. Я не успела понять, когда все закончилось. Внезапно очертания черных волн стали таять, уступая место обычной траве. Чавканье прибоя о скалу и плеск от щупалец тоже растворились в шелесте дождя. Майкл, взъерошенный и довольный, прыгнул сверху и покатился кубарем по траве. Остановившись, он поднялся и взобрался на вершину того холма, где стояла я.
- Что это было? – еле смогла выговорить я.
- Не знаю, - произнес Майкл, обнимая меня за плечи. – Никто не знает. Они хотят вернуться в этот мир, из которого их уже изгоняли. Нет, они не рождены в этом мире, они просто хотят есть. Съесть все живое в этом мире, а потом покинуть его, словно пустую скорлупку, и отправиться на ужин или завтрак в следующий мир.
Брат отвел меня в машину. Вскоре насквозь промокшие дождевики оказались на заднем сидении, а Майкл разливал из термоса в кружки горячий и ароматный мятный чай. Утопая в заранее припасенном братом пледе, я обеими руками держала кружку, боясь расплескать чай.
- И ты?
Майкл кивнул.
- И я иногда мешаю им пробраться в этот мир. Иногда это делают другие. Все зависит от того, может ли конкретный хранитель этого места принять вызов или нет, - встретив мой вопрошающий взгляд, Майкл улыбнулся и кивнул. – Да, почти все жители города рано или поздно становятся такими, как я. Город защищает тех, кто в нем живет, давая им силы. Мы же – защищаем город с его переулками, деревьями и цветами, кошками на крышах и людьми в домах.
- А Михаэль? – спросила я, отхлебнув чай. Как ни странно, но мои руки перестали дрожать, а разговор прогнал страх и пробудил любопытство.
- Михаэль мне все рассказал. Я тебе не говорил, но после того, как мы нашли тот рисунок, я на следующий день снова пошел к холмам. Я пробродил там до вечера. Михаэль нашел меня, когда окно в темный мир оказалось открытым, а я залез как можно выше на скалу и отбивался от щупалец перочинным ножиком. Он говорил, что не поверил своим глазам, когда увидел это. Михаэль помог мне, но ему пришлось объяснять, почему у него за спиной выросли крылья. А после я тоже понял, что могу проделывать такой же фокус. Вот после этого я и получил прозвище Храбрый Ворон. Михаэль сказал, что это нечто вроде традиции, пусть ей следуют и не все. У него самого прозвище Ночной Ворон, пусть он получил его благодаря индейским обычаям называть своих детей. Но идея со вторым именем мне показалась забавной, так что я решил не отказываться.
Я вспомнила тот день. Майкл пришел тогда домой расстроенным. Оказалось, что нож, который он подвешивал на кольцо с ключами от дома, оказался сломанным. После этого мама подарила ему брелок в виде взъерошившегося и готового к нападению ворона. Я, не зная об этом, подарила брелок в виде махового пера ворона. А Михаэль, стало быть, подарил тогда жизнь и прозвище моему брату. Я посмотрела на связку ключей в руках Майкла и на то, как он задумчиво гладит серебристые брелки. Серебряный ворон задиристо смотрел на меня гранатовыми глазами, его клюв был распахнут как всегда в вечной готовности к битве. Перо, окутанное голубовато-белым отблеском, привычно и успокаивающе позвякивало в ладони брата.
- И что же может их победить? – спросила я, уже зная ответ.
- Любовь, - ответил Майкл, поворачивая ключ зажигания и выезжая на трассу.

С тех пор прошло много времени. Мысли о случившемся происшествии посещали меня и не только в ночных снах. Я поняла, о чем говорил Майкл. В этом мире есть горы, леса, пустыни, моря, птицы, цветы и звезды. Каково это, если все великолепие этой планеты замениться на черную липкую жижу и тени, передвигающиеся в толще этой черной воды, а небо станет вечно серым и пустым? А сердца оставшихся в живых людей захватит тоска, такая жгучая, что они сами пойдут к границе воды и дадут оплести себя щупальцами?
Я не жалею о том, что мой брат стал частью тайны Рок-Сити. Я не жалею о том, что мне это стало известно. Я не знаю, куда приведет его тот путь, который он выбрал. Но я всегда готова открыть ему окно, когда он возвращается с прогулки и смести с подоконника иссиня-черные вороновы перья. До поры до времени превращение моего брата придется скрывать от мамы, а потом, быть может, однажды она сама расскажет о своих приключениях в этом городе…

Притащено с ufomistika.ru